Владимир Владимирович Маяковский – человек и поэт особенный, часто и не всегда понятный, необыкновенный, сложный и простой одновременно. Если сказать его же словами: «Лицом к лицу – лица не увидать, большое — видится на расстоянии». Так и этого большого и по росту и по размаху человека смогут увидеть и рассмотреть потомки.
А он, в свою очередь, смотрит на тех великих и знаменитых, которые были его предшественниками, пытается осознать, понять и принять их, поставив с собой рядом. Вот и в стихотворении «Юбилейное» Маяковский беседует с Пушкиным, причем, делает это как бы на самом деле. Беседа получилась живая, искренняя, местами с юмором, с грусть и тоской, с размышлениями о самом главном и о «ерунде», но ведь иногда «бывает жизнь встает в другом разрезе, и большое понимаешь через ерунду», а это действительно так.
На Тверском бульваре стоит памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Вот к нему и пришел Маяковский, чтобы поболтать. Вначале, как и положено, приветствует и представляется, протягивает ладонь. И тут же, не выпуская из руки, прижимает руку собеседника к своей груди: «Вот грудная клетка. Слушайте, уже не стук, а стон». Получается, что будут говорить не уста, а сердца, которые преодолевают любые расстояния и преграды, даже если собеседники находятся по разные стороны завесы жизни.
Разговор становится все более дружеский: «Мне приятно с вами, рад, что вы у столика». И дальше крик души: «Вот – пустили сплетню, тешат душу ею. Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их! Может, я один действительно жалею, что сегодня нету вас в живых». Поминается недобрым словом убийца поэта: «Сукин сын Дантес! Великосветский шкода». И снова доверительно, дружеское замечание: «Их и по сегодня много ходит всяческих охотников до наших жен».
Беседа происходит между равными, понимающими друг друга величинами: «У меня, да и у вас, в запасе вечность», – заявляет Маяковский и обращает внимание на то, что в списке по алфавиту их фамилии почти что рядом. Перемыв косточки собратьям по перу, собеседники прощаются: «Ну, давайте, подсажу на пьедестал». Но, прежде чем уйти, Маяковский признается: «Я люблю вас, но живого, а не мумию. Навели хрестоматийный глянец. Вы, по-моему, при жизни, думаю, тоже бушевали Африканец!» Поэт Маяковский любил ударные концовки. И это стихотворение заканчивается словами: «Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!»