Вы здесь: Главная > Школьные сочинения > Что услышал Блок в «музыке революции»? (По по­эме «Двенадцать»)

Что услышал Блок в «музыке революции»? (По по­эме «Двенадцать»)

Что услышал Блок в «музыке революции»? (По по­эме «Двенадцать».)

«Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг», — отмечает Блок в записной книжке в день окончания «Двенадцати». Это хаотическое многозвучие переломно го времени врывается в поэму с петроградской улицы.

В поэме «Двенадцать» и стихотворении «Скифы» новейшие социально-исторические события и общественные настроения, собственное ощущение рушащегося мира Блок осмысливает в связи с творческими поисками предшествовавших лет, в соотнесении с духовными образами и философскими идеями, волновавшими человечество веками.

Ведущий художественный принцип в «Двенадцати» — контраст. Черное и белое, старое и нарождающееся, жизнь и смерть борются «на всем божьем свете», в революционном городе, в душах героев. Контрастны не только образы, но и ритмы.

Старый, сметаемый революционной бурей мир изображается поэтом без сочувствия. Образ паршивого пса — итоговая метафора мира, обреченного на слом. Но пес все-таки не отстает и от двенадцати «апостолов нового мира» (показательно не только число 12, но и названные имена красногвардейцев — Петр, Андрей повторяющие имена евангельских апостолов): прошлое продолжает жить в их душах. Шествие двенадцати со провождается грабежами, гульбой, насилием. Револю­ционный пожар — необходимость, но одновременно — страшная трагедия.

Поэма Блока выдержана в традициях символистской образности. С этой точки зрения нужно воспринимать ее сюжет и героев. Ванька — не просто враг револю­ции, буржуй, но предатель, тем более достойный мести, уничтожения. Против него обращена ненависть две­надцати. Катька — случайная жертва. Но никто, кроме любившего ее Петрухи, не пожалел о свершившемся. Сами двенадцать не обращают внимание или не способ­ны увидеть, различить главного из того, что соверша­ется ими, что сопровождает их путь. Бросили — «лежи ты, падаль, на снегу» — убитой Катьке, стреляют и в того, кто сквозь метель «машет красным флагом».

Блок считал Катьку и Христа важнейшими симво­лами поэмы. Катьку он хочет видеть на обложке, когда разговаривает о подготовке отдельного издания поэмы с художником Ю. Анненковым: «Катька — здоровая, толстомордая, страстная, курносая русская девка; све­жая, простая, добрая… (здоровая и чистая, даже — до детскости)». Ее и образ Христа поэт «связывает» в трактовке живописного замысла световым лучом и та­кой деталью, как выпавший крестик.

Катька — это красота, но красота падшая. Вовсе не обязательно прекрасное, посещавшее и «старый мир», должно быть уничтожено. Не в этом задача революции. Катька гибнет случайно. Но вот смена общественного идеала красоты, исходных пунктов и основ культуры, по мнению Блока, неизбежна.

Широко известен тип «кающегося помещика», о котором много писали в России конца XIX — нача­ла XX века. Блок искренне и глубоко переживал этот «комплекс». Он осеняет движение двенадцати, ознаме­новавшееся в сюжете лишь одним реальным действи­ем — нечаянным убийством Катьки, образом Христа с «кровавым флагом».

Это по замыслу поэта — символ святости революци­онного дела и жертвенности тех, кто принял тяжкий крест на себя. Но образ все-таки противоречив. Блок писал: «Разве я “восхвалял”? …Я только констати­ровал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь “Исуса Христа”. Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный призрак». Здесь должен остановить внимание эпитет: «женственный». А рядом, в дневнике поэта как противостоящая ему сила упоминается «мужественная воля». Не здесь ли — исходный пункт сомнений?

Блок рассуждает так: в результате революции кра­сота придет в мир в новом качестве, освободившиеся, сбросившие со своей шеи господ федоты откроют новые невиданные источники прекрасного в самих себе. Ради этого можно оправдать и гибель части истинно прекрас­ного, созданного в «старом мире», принять как след­ствие крутого поворота всей жизни. Воплощает поэт идею прекрасного, которое придет в мир вместе с по­бедой двенадцати (с тревогами, муками, сомнениями, страхом и все-таки конечной уверенностью, что иного у него нет) в образе Христа.

Блок понимал, что нет другого образа, способного столь масштабно выразить и освятить идею творческого возрождения России, во имя которого, он думает, совер­шается революция. Но и оправдать им гибель Катьки до конца не удается. Объективно это пришедший из про­шлого «призрак» замыкает круг. Истинно прекрасное старого мира, пусть поруганное, низведенное до степени продажности, уничтожается, чтобы вновь возродиться в женственном же призраке. Катька — продолжение идей всей поэзии Блока, воплощавшего прекрасное в женских образах, и Христос — женственен. Блок думал, что это его внутреннее, художественное противоречие, но это мелькнуло противоречие самого исторического процесса, музыку которого слушал поэт-символист.

Подобные записи