Изображение войны через судьбу простого человека будет характерно и для поэмы А. Твардовского «Дом у дороги» (1946). Но акцент в этом произведении будет сделан на другом. «Василий Теркин» — поэма эпическая, здесь показан человек сражающийся, человек на фронте. В «Доме у дороги» эпическое по характеру своему событие раскрыто приемами лирическими. Дом и дорога, семья и война, человек и история — на пересечении этих мотивов построено произведение А. Твардовского. В нем прозвучала та же горькая, трагическая мелодия, что и в стихотворении старшего земляка поэта Михаила Исаковского «Враги сожгли родную хату». Время, когда были созданы эти произведения, оказалось совсем не благоприятным для размышлений о цене нашей победы, о горе солдат-освободителей, вернувшихся домой и нашедших лишь «травой заросший бугорок». Шла вторая половина 40-х годов, период партийных постановлений о журналах «Звезда» и «Ленинград», время очередного «закручивания» идеологических «гаек», ужесточения цензуры. Как и стихотворение Исаковского, поэма Твардовского «Дом у дороги», а затем и его записки «Родина и чужбина» вызвали критику в печати за пессимизм и «упаднические настроения», которые, по мнению официальной пропаганды, не должны были быть свойственны победителям.
В поэме «Дом у дороги» действительно нет героического пафоса, если понимать под таковым плакатность и романтически возвышенную тональность изображения войны. Но здесь есть героизм истинный, негромкий. Героизм крестьян, вынужденно прервавших свой мирный труд и так же естественно, как пахали и косили всем миром, всем миром ушедших воевать с врагом (начальные сцены поэмы). Героизм женщин, оставшихся в тылу со стариками и детьми и не прервавших своей трудовой захты. Героизм тех, кого долгие годы считали предателями, кто был угнан фашистами в неволю, но не сдался, не пал духом, как смогла выстоять Анна Сивцова. Героизм солдата Андрея Сивцова, вернувшегося с войны победителем и нашедшего в себе силы начать жизнь заново.
Андрей Сивцов начал жизнь так, как ее всегда начинал русский человек, — с постройки хаты, сожженной войной… Настоящая правда заключена и в открытом финале произведения, которое автор не завершил счастливой развязкой. Здесь звучит лишь мелодия надежды, как и в строчке, ставшей лейтмотивом поэмы: «Коси, коса, Пока роса»… Ребенок, рожденный женщиной, и дом, который строит мужчина, — это и есть олицетворение надежды на продолжение жизни, трагически изуродованной, но не уничтоженной войной.
Война — жесточе нету слова.
Война — печальней нету слова.
Война — святее нету слова В тоске и славе этих лет.
И на устах у нас иного Еще не может быть и нет.
Эти строки написаны А. Твардовским в 1944 г., когда в огне боев было еще «не время вспоминать». Но «в тот день, когда окончилась война» «и кроясь дымкой, он уходит вдаль, Заполненный товарищами берег», наступило время памяти, подведения итогов, размышления о павших и живых. В поэзии А. Твардовского зазвучали интонации реквиема. Отныне тема войны, соединившись с чувством вины и нравственного долга перед погибшими («Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу»), стала «жестокой памятью». Одно из первых стихотворений, открывающих эту тему в творчестве А. Твардовского и в послевоенной литературе в целом, написано от лица павшего воина:
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Отрывистые, почти протокольные строки, открывающие стихотворение, подчеркивают безысходность смерти.
От плана частного, конкретного, к обобщенно-философскому движется мысль автора. Солдат подчеркнуто безымянен, он один из миллионов, что легли в землю без могил, стали ее частью, перешли в жизнь тех, кто выжил, кто родился потом («я — где корни слепые», «я — где крик петушиный», «я — где ваши машины»). Это стихотворение — обращение к «товарищам верным», «братьям» с единственным завещанием — жить достойно.
Мотив единства живых и мертвых, «связи обоюдной», родства, ответственности «за все на свете» станет лейтмотивом послевоенного творчества А. Твардовского.
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но все же, все же, все же…
(1966)
Мотив «жестокой памяти» получит распространение не только в произведениях А. Твардовского о войне. Пронзительно, на пределе искренности он зазвучит в размышлениях поэта «о времени и о себе», о своем поколении, о своей собственной судьбе.
Я жил, я был — за все на свете
Я отвечаю головой.
Эти слова А. Твардовского определяют пафос его послевоенного творчества, становясь не только символом неразрывной связи человека с судьбой страны, с веком, но и выражая, как писал Пушкин, «самостоянье человека — залог величия его».