Смотрит вполоборота, и глаза блестят, и влажные губы полуоткрыты. Готовое сорваться слово? Почти родившаяся улыбка? Сияет в маленьком ухе громадная жемчужина, давшая название картине, свет горит и плывёт в перламутре, как в воде. «Голландская Джоконда», «Джоконда Севера»… Что ж, пожалуй. В этом лице – не меньше тайн, чем в лице той, другой. Но если у «южной» лицо и вся поза выражает полный покой, то «северная» остановлена в порывистом движении, выражение её лица мимолётно и готово измениться, она – не надменная вечность, а пойманное мгновение. И ещё: «южная» — опытна, «северная» — совсем юна.
А вот кто она – никто не знает толком. Так же, как и о южной. Писал ли Вермеер свою Девушку на заказ, и кто был заказчиком? Писал ли он собственную юную дочь? Писал ли её подружку и ровесницу, юную дочь мецената Рюйвена, друга и покровителя Вермеера, ценителя его работ? Версий множество; поэты и фантазёры снова и снова пытаются поймать этот быстрый взгляд тёмных глаз, угадать, что за слова замерли на полуоткрытых губах, дать Девушке имя. В романе Трейси Шевалье Девушка – и вовсе служанка и возлюбленная Вермеера. Очевидный вымысел, романтическая сказка?
Современники Вермеера называли такие портреты «tronie» — головка, не полный портрет, модный жанр, вернее, поджанр в семнадцатом веке. Под такими портретами обычно не подписывали имён; костюмы моделей были необычны, как и выражения лиц.
Костюм и необычен. На очаровательной головке – тюрбан, модное украшение. Сине-жёлтый: то самое любимое сочетание лазури и солнца. Синяя ткань изысканно оттеняет нежность свежего девичьего лица. На спускающейся до плеч полосе жёлтой ткани – мягкие блики света.
Ушко со знаменитой серёжкой – в глубокой тени, но случайный отсвет играет на драгоценной жемчужине, льётся: ослепительно-белый, сероватый, серебристый, ртутный – и белый воротничок подчёркивает это изысканное мерцание. Жёлто-коричневая, цвета тёмного мёда, кофта из грубой ткани, придаёт картине тёплый уют. Фон когда-то был тёмно-зелёным, но почернел от времени – и Девушка смотрит из тьмы времён, солнечная и перламутровая, вечная юность.
Великолепная жемчужина, короне впору; искусствоведы-педанты любят отмечать, что она слишком велика, целое состояние в девичьем ушке. Подделка? В Венеции тогда делали «французский жемчуг» — стеклянные шарики, наполненные перламутровым экстрактом… Или Вермеер, увлекаясь жемчужными переливами света, слегка преувеличил истинную натуру? Наверное, всё это неверно – ведь мы видим ту же жемчужину и на других портретах Вермеера.